Эскалация конфликта между Ираном и Израилем оказывает заметное влияние не только на ближневосточный регион, но и на Евразию в целом, включая страны Центральной Азии. В этих условиях особенно важным становится анализ стратегических рисков и возможностей, которые создает данное противостояние для внешней политики, безопасности и экономического развития региона. Особое внимание уделяется Таджикистану — стране, активно укрепляющей сотрудничество с Ираном и находящейся на перекрёстке сложных геополитических процессов.

• Страны Центральной Азии и ближневосточные конфликты: анализ политики невовлечённости с периода независимости

С момента обретения независимости государства Центральной Азии выстраивают сдержанную, сбалансированную и многовекторную внешнюю политику. Ближневосточные конфликты, будь то палестино-израильское противостояние, иракские кризисы или иранско-израильская конфронтация, не становились объектом однозначной поддержки одной из сторон.

Страны региона неизменно призывают к разрешению споров исключительно мирными средствами, в духе Устава ООН и решений Совета Безопасности.

Иран и Израиль не обладают прямым и устойчивым влиянием в регионе, а своё политическое и информационное присутствие реализуют преимущественно через внешних партнёров, международные площадки и «дипломатический аутсорсинг». Это даёт странам Центральной Азии пространство для самостоятельной оценки ситуации, что отражает их политическую зрелость и институциональную устойчивость.

Однако с 2023 года внутри региона наблюдается рост общественного давления на внешнеполитические решения, особенно в связи с эскалацией в секторе Газа и ударами Израиля по Ирану. Религиозный фактор и историко-культурная близость, особенно заметная в Таджикистане, формируют симпатии к Ирану и нарастающую критику в адрес Израиля. Это создаёт дополнительную чувствительность для власти, особенно при необходимости, балансировать между внешней нейтральностью и внутренними ожиданиями.

Таким образом, в странах Центральной Азии сложилась модель ответственного нейтралитета, в рамках которой официальные лица выражают солидарность с международным правом и дистанцируются от милитаристских подходов, несмотря на растущий социальный резонанс.

• Позиция стран Центральной Азии по военному противостоянию Ирана и Израиля

Военная эскалация между Израилем и Ираном в июне-июле 2025 года стала серьёзным вызовом не только для Ближнего Востока, но и для всей архитектуры безопасности в Евразии. Центрально Азиатские государства отреагировали скоординировано, хотя с определёнными нюансами.

МИДы всех пяти стран — Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана — выступили с заявлениями, призывающими к отказу от силы и возвращению к дипломатическому диалогу. Их риторика демонстрирует солидарность в ключевых вопросах международной безопасности и подтверждает ориентацию на мирное урегулирование.

• Казахстан и Кыргызстан подчеркнули важность сдержанности и поиск решений на международных площадках.

• Туркменистан, традиционно нейтральный, подтвердил неприемлемость военного вмешательства и призвал к соблюдению международного права.

• Узбекистан заявил о готовности содействовать деэскалации, подчеркнув риски расширения конфликта.

• Таджикистан занял наиболее жёсткую позицию, осудив удары Израиля по территории Ирана и выразив сочувствие в связи с человеческими жертвами.

Однако за общей дипломатической формулой кроется более сложная ситуация. Страны региона вынуждены балансировать между различными центрами силы. США и Израиль являются важными экономическими и технологическими партнёрами, особенно в сфере безопасности. В то же время Россия, Китай, Иран и Турция всё более активно вовлекаются в региональные процессы, формируя альтернативные векторы давления.

Экспертное сообщество подчёркивает: Центральная Азия старается сохранить нейтралитет, но этот нейтралитет становится всё более затратным с политической и дипломатической точки зрения.

• Геоэкономический разлом: как конфликт отражается на интересах Китая и России и влияет на безопасность Центральной Азии

Иран стремится проводить независимую от Запада внешнюю политику, что отличает его от ряда стран Персидского залива, исторически завязанных на союз с США и Западной Европой. Такая внешнеполитическая доктрина Тегерана делает его естественным партнёром для Востока — в первую очередь Китая и Индии, а также России и ряда мусульманских государств.

Несмотря на заключённые соглашения о стратегическом партнёрстве, Россия и Китай не могут себе позволить прямого вовлечения в вооружённый конфликт между Ираном и Израилем, который имеет чётко выраженную американо-израильскую опору. Однако Пекин и Москва выразили максимально возможную международно-политическую поддержку Ирану, осудив действия Тель-Авива и подтвердив право Исламской Республики на самооборону и развитие мирной ядерной программы.

На этом фоне географическое положение Ирана приобретает решающее значение. Он выступает ключевым транзитным узлом Евразии, соединяя: Восток и Запад — через китайскую инициативу «Один пояс — один путь»; Север и Юг — в рамках Международного транспортного коридора «Север — Юг»; Центральную Азию, Россию и Китай с Индийским океаном.

Через Иран проходит значительная часть контейнерных поставок, включая транзит китайских грузов в Европу через Турцию. В новых геополитических условиях, когда западные маршруты блокированы или нестабильны, Иран становится центральным звеном альтернативных логистических цепочек, связывающих Евразию с южными морями.

Что касается Китая, то ближневосточный конфликт может лишить страну только что построенной железнодорожной линии с Ираном, на которую потратили 400 млрд. долларов. Железнодорожное сообщение объединяет Иран с проектом «Один пояс, один путь» стоимостью триллион долларов и закладывает основу для более тесных политических и экономических связей. Его истоки лежат в историческом соглашении о 25-летнем экономическом сотрудничестве на сумму 400 миллиардов долларов, которое они подписали в 2021 году.

России же Иран жизненно необходим как выход к портам Бендер-Аббас и Чабахар. Международный транспортный коридор «Север — Юг» обеспечивает доступ к быстро растущим рынкам Индии, Пакистана и Юго-Восточной Азии, особенно в условиях западных санкций и торговой блокады.

В этом контексте, как подчёркивают эксперты, эскалация конфликта между Израилем и Ираном может оказаться выгодной для Запада. Не только из-за нефти, но и потому, что она способна разрушить новые контуры международной торговли, связывающие Восток и Юг вне контроля США и ЕС. Фактически, подрывается не только роль Ирана как логистического коридора, но и общая геоэкономическая стратегия Китая и России, включая их взаимодействие с Центральной Азией.

Тем не менее, как на момент подготовки заключения, вооружённое противостояние не затронуло критически важные элементы коридора «Север — Юг» — его порты и железнодорожную инфраструктуру. Все участники цепочки, включая перевозчиков и логистические компании, пока не замораживали контракты, что говорит о сохранении надежды на стабилизацию ситуации.

На этом фоне актуализируется интерес к альтернативным маршрутам, способным заменить иранский транзит в случае его обрушения. В частности, речь идёт о проекте Трансафганской железной дороги, связывающей Узбекистан с пакистанскими портами Карачи и Гвадар.

Этот маршрут рассматривается как возможная альтернатива Ирану, несмотря на риски, связанные с безопасностью в Афганистане, и требует значительных инженерных усилий, включая строительство мостов и тоннелей в сложных условиях.

С апреля 2025 года Российские железные дороги (РЖД) официально вошли в проект, присоединившись к Узбекистану, Афганистану и Пакистану. Планируется строительство линии длиной 600 км с колеёй 1520 мм. Однако проект крайне сложен с инженерной точки зрения: необходимо построить около 250 мостов и 7 тоннелей в условиях пересечённого рельефа.

Таким образом, ирано-израильский конфликт создаёт системные риски для всей логистической архитектуры Евразии. Он подрывает не только планы Тегерана, но и долгосрочные интересы Китая, России и Центральной Азии.

Однако он также вынуждает участников формировать альтернативные сценарии развития и гибкие маршруты, которые в перспективе могут снизить зависимость региона от одного транзитного партнёра.

Страны Центральной Азии участвуют в реализации крупных инфраструктурных и транспортных проектов в рамках китайской инициативы «Один пояс — один путь» и Международного транспортного коридора «Север — Юг», и заинтересованы в использовании этих маршрутов для выхода к портам Бендер-Аббас и Чабахар.

Хотя Иран не является крупнейшим торговым партнёром для стран Центральной Азии, его значение как логистического канала — ключевое.

Через иранские порты Чабахар и Бендер-Аббас прокладывались маршруты, которые должны были соединить Центральную Азию с Персидским заливом в обход нестабильного Афганистана и напряжённых отношений с Пакистаном.

Благодаря стратегии «Взгляд на Восток» Тегеран налаживает всесторонние связи с Центральной Азией — от экономики до безопасности, подписывая десятки соглашений в торгово-экономической, энергетической и гуманитарной сферах.

• Между прагматизмом и солидарностью: как ирано-израильский конфликт влияет на стратегические интересы Таджикистана

Эскалация конфликта между Ираном и Израилем в 2024–2025 годах стала одной из наиболее тревожных геополитических тенденций на Ближнем Востоке. Для Таджикистана, который в последние годы стремительно восстанавливает и углубляет отношения с Тегераном, данное противостояние несёт не только экономические, но и политико-дипломатические последствия.

После почти десятилетнего периода охлаждения в таджикско-иранских отношениях с 2022 года наметился устойчивый курс на сближение. Государственный визит новоизбранного президента Ирана Масуда Пезешкиана в Душанбе в январе 2025 года стал поворотной точкой: стороны подписали 23 соглашения, включая инвестиционные проекты на сумму свыше 450 миллионов долларов. Вслед за этим, 12 июня власти Таджикистана упростили порядок въезда для иранских граждан, отменив обязательную регистрацию на первые 30 дней пребывания. Эти шаги стали не только символами политической воли, но и сигналами углубляющегося партнёрства.

На фоне геополитической турбулентности и ограниченного присутствия России, Иран начал рассматриваться в Душанбе как альтернативный центр силы, способный уравновесить влияние Китая, Турции и даже Москвы. Это особенно актуально на фоне нестабильности в Афганистане, что заставляет Таджикистан искать дополнительные источники безопасности и обороноспособности. В этом контексте военно-техническое сотрудничество с Ираном выходит за рамки обычного диалога и приобретает характер стратегической координации.

На практике это выразилось в переговорах о создании совместных оборонных предприятий, в частности в области беспилотных летательных аппаратов (дронов), подготовке военных специалистов, а также обмене технологиями. Иран, как поставщик высокотехнологичных решений в условиях санкционной изоляции, предложил Таджикистану относительно автономный формат взаимодействия, не зависящий от механизмов ОДКБ или поддержки со стороны западных стран.

Однако геоэкономическая логика не является единственной основой этого сближения. Иран воспринимается в Таджикистане как культурно-цивилизационный ориентир. Объединённые персидским языковым и литературным пространством, страны имеют общее историко-культурное наследие, которое оказывает мощное влияние на общественные и интеллектуальные круги в Таджикистане. Успехи Тегерана часто воспринимаются в Душанбе как достижения «персидского мира», а его поражения — как тревожный сигнал о возможной уязвимости собственных национальных моделей.

На этом фоне военная ослабленность Ирана, его возможная дипломатическая изоляция или усиление санкционного давления будут означать для Душанбе утрату важного вектора — как в сфере безопасности, так и в логистике.

 Это соответственно приведёт к:

• сокращению инвестиций со стороны Ирана;
• замораживанию военно-промышленных инициатив;
• ослаблению культурного присутствия ИРИ в Таджикистане;
• усилению Турции и тюркского влияния на регион.

При этом успешная консолидация и адаптация Ирана к новым условиям может, наоборот, укрепить его как противовес Турции, особенно на фоне растущей активности Организации тюркских государств. В таком сценарии Иран будет способен не только сохранять, но и наращивать своё участие в транспортно-логистических проектах (включая порт Чабахар), а также в военно-политическом обеспечении безопасности южных границ Центральной Азии, включая таджикско-афганскую границу.

Тем не менее, в текущей ситуации Душанбе демонстрирует взвешенный и прагматичный подход. Несмотря на сближение с Ираном, Таджикистан стремится сохранить внешнеполитическую гибкость, не принимая резких и однозначных решений в пользу одной из сторон конфликта.

Таким образом, успех или провал региональной стратегии Ирана станет ключевым фактором в формировании внешнеполитического курса Таджикистана на ближайшие годы. В условиях нестабильности Душанбе, скорее всего, продолжит политику осторожного нейтралитета, стремясь сохранить партнёрство с Ираном, но не увязывая с ним всю архитектуру своей внешней политики.

Ирано-израильский конфликт оказывает системное влияние на Центральную Азию, выявляя риски и новые возможности. Для Таджикистана ситуация требует осторожного баланса между культурной близостью и прагматикой внешней политики, усиления логистической безопасности и диверсификации экономических связей. Успешная адаптация региона к новым реалиям может стать залогом стабильности и устойчивого развития в условиях глобальных геополитических вызовов.

• Выводы и предложения

• Центральная Азия в целом демонстрирует зрелую и самостоятельную политику невовлечённости, однако нейтралитет требует всё больших дипломатических и институциональных затрат.
• Эскалация конфликта на Ближнем Востоке угрожает не только международной стабильности, но и логистической архитектуре Евразии, ключевыми узлами которой выступают Иран и Центральная Азия.
• Странам региона необходимо ускорить развитие альтернативных маршрутов: трансафганский проект, каспийское направление, укрепление транспортных связей с Индией и Китаем через третьи страны.
• Таджикистану следует диверсифицировать внешнеполитические партнёрства, не допуская срыва достигнутых договорённостей с Ираном, но и не увлекаясь односторонней ориентацией.
• Центральная Азия может сыграть роль посредника или «мостовой площадки» в условиях глобального противостояния, если сохранит нейтралитет, устойчивость и институциональную независимость.

Для ИА Караван Инфо политобозреватель В.Блаженов.