Драматические события в Западной Азии (на Ближнем Востоке) после 7 октября 2023 года — «Потоп аль-Аксы», война в Газе, падение режима Асада в Сирии — привели к кардинальным изменениям в геополитической структуре региона. Их анализу уделяется огромное внимание, однако за рамками рассмотрения остается весьма специфическая область, а именно — исламское измерение геополитики

Девлет Бахчели и президент Турции Реджепа Тайипа Эрдогана держат карту «Тюркского мира»/Кавказкий узел

Между тем ислам является неотъемлемой частью истории и политики Западной Азии (Ближнего Востока). Без учета того, что принято называть «исламским фактором», невозможно адекватно оценить происходящие здесь процессы и прогнозировать их развитие.

Попробуем взглянуть на ситуацию через эту призму.

Прежде всего следует констатировать: ислам является средой, генерирующей множество разнообразных политических концептов, теорий и практик. Эта религия служит основой для постоянного и весьма активного творчества — социального, политического, экономического.

Это творчество порождает конкуренцию. И можно выделить, как минимум, три ведущих модели, претендующих на лидерство в исламской умме: саудовская, турецкая, иранская. (Существует также азиатская — индонезийская и малазийская, но она к тому, что происходит в регионе, прямого отношения не имеет.)

Взгляд на нынешний ближневосточный кризис с точки зрения конкуренции исламских моделей дает возможность увидеть достаточно однозначную динамику: турецкая модель выигрывает борьбу у саудовских и иранских соперников.

Проигрыш аравийского ислама: десакрализация палестинской проблемы

Трагические события в Газе и реакция на них со стороны аравийских монархий показала, что для арабских (аравийских) элит палестинская проблема не имеет значимого исламского измерения. Начать с того, что, с точки зрения аравийцев — родоначальников ислама, главные святыни — это Мекка и Медина, а они находятся под зашитой дома Аль Сауд. Что касается Палестины и ее части — Иерусалима, то они к Аравии, колыбели ислама, прямого отношения не имеют.

Конечно, иерусалимская мечеть Аль-Акса — это «первая кибла» (место, к которому обращаются во время молитвы) мусульман, но у этого священного места есть свой покровитель — король Иордании, а следовательно, на нем и ответственность. Да к тому же Иерусалим — город трех религий; ислам не может претендовать на монополию здесь.

Думается, такое отношение к Палестине создало атмосферу, в которой стало возможным заключение «соглашений Авраама», своего рода «дух Авраама», который пришелся по вкусу аравийцам.

С подписанием этих арабо-израильских «сделок» палестинская проблема превратилась в помеху на пути нормализации отношений с еврейским государством. Причем помеху, создаваемую, в общем-то, своими же братьями — арабами, с которыми, по мнению богатых шейхов, в конце концов можно договориться, сторговаться.

Главное — не придавать проблеме экзистенциального или религиозного смысла. Отсюда — ориентация аравийцев на работу со светскими палестинскими властями, но ни в коем случае не с Движением исламского сопротивления (ХАМАС) и ему подобными.

Между тем, для конкурирующих исламских моделей — Ирана и Турции — палестинская проблема, не являясь «семейным» делом, носит ярко выраженный религиозный характер.

Для Тегерана и Анкары борьба палестинцев за свою землю — это часть борьбы за Иерусалим, которому грозит «иудаизация», за сохранение мечети Аль-Акса, на месте которой может возникнуть новый Иерусалимский храм иудеев. То есть вопрос — не в Газе как таковой и даже не в создании Палестинского государства; вопрос — в неприкосновенности мусульманских святынь.

Именно на этой основе турки и иранцы вырабатывали и проводили каждый свою политику. Для уммы такой подход выглядит гораздо более правильным, а «дух Авраама» попахивает отступничеством.

Эрозия ваххабизма

Фото: pikabu

Среди причин, обусловивших проигрыш саудовской модели ислама, нужно указать и на процесс эрозии изначально исключительно строгих, жестких, «пуританских» ценностей, правил и установлений традиционного для Саудовской Аравии ваххабитского учения.

Старт этому процессу дали реформы наследного принца Мухаммеда бен Салмана, и сегодня Саудовское королевство едва ли может считаться эталоном религиозности и нравственности.

Реформы молодого кронпринца стали ответом на давно возникший вопрос о том, как ваххабитский ислам (и ислам в целом) соотносится с модернизацией общества и экономики, с развитием технологий, со свободами, присущими современному обществу, с неограниченными информационными потоками и т.д. Исторический опыт показывал, что ваххабизм выступает как мощный тормоз любого прогресса, и неудивительно, что представитель нового поколения аравийской элиты решил это исправить.

Однако, представляется, что, лишив ваххабизм его традиционной строгости, он выхолостил его, лишил характера, специфики. В результате ислам в КСА (и в еще большей степени в ОАЭ) стремительно превращается в некое подобие «туземного религиозного ритуала» на западный манер, лишенного сакрального смысла, а значит, и привлекательности и авторитета в глазах мировой уммы.

В этих условиях значимым становится фактор соперничества между КСА и Катаром. Доха неслучайно на региональной арене выступает партнером Тегерана и Анкары, но не союзником Эр-Рияда.

Дело в том, что катарский правящий дом Аль Тани именно себя считает истинным последователем ваххабизма, обвиняя саудитов в том, что те не по праву присвоили себе это учение и исказили его. Эта деталь немаловажна, она лежит в основе раскола между КСА и Катаром, не дает возможности аравийским монархиям выстроить единый политический и духовный, религиозный фронт в конкурентной борьбе с соседями.

На этом фоне исламские модели в Иране и Турции выглядят совершенно иначе. Иранский и турецкий опыт убеждают, что ислам совместим и с институтами представительной демократии, и со свободой выражения мнений, и с научно-техническим прогрессом, и с культурной модернизацией. И при этом он способен не утратить своего характера, не отступать под напором современности и не подстраиваться под требования «новых веяний», а напротив, перерабатывать эти новации и встраивать их в мусульманские по своей природе общества.

Конечно, и иранскую, и турецкую социально-политические системы можно критиковать с точки зрения западных стандартов, однако для уммы они выглядят куда более демократичными и справедливыми, нежели аравийские монархии.

Но самым важным представляется тот факт, что бесспорные успехи турок и иранцев в экономике, освоении новейших технологий, в военной сфере, их способность на равных говорить с Америкой, с Западом в целом, с Китаем, с Россией, — все это в глазах уммы доказывает, что ислам — не тупик (как казалось еще несколько десятилетий назад). Что эффективные модели исламского развития — существуют, и что мусульмане не обречены жить с единственной опорой на нефть как «дар Всевышнего».

Продолжение в источнике: https://eurasiatoday.ru/geopolitika-islama-nastupaet-vek-turtsii/